Усталость от нескончаемого пути
казалось неодолимой. Невыносимо воспринималась однообразной пересекаемая долина
- белесая, непробудно сумрачная.
Ритмично покачивающийся впереди абрис
Пелы вызывал изморось раздражения. Тем более неотвязного и болезненного, что - беспричинного.
Разумно не объясняемого ничем.
Казалось, так прошли годы, годы… Однако
постепенно все ж начало где-то что-то в чем-то меняться. Вот именно. С этакой
троекратною неконкретностью. Меняться ли вовне или все же меняться – внутри
меня?
Но только в результате я понял,
что идти мне стало теперь легко. Хоть я и не заметил водораздела – того
мгновения или часа, как тошнотворность перетекла в легкость.
Усталость как бы растворилась как
соль… почти… хотя мы продолжали с Пелою путь с той же скоростью.
Мне требовалось по-прежнему прилагать
тот импульс, который необходим, чтобы совершать шаг. Почти как не сознаваемое
воленье. Привычное, как само время. Похоже, мне давно уже стало проще вообще его
прилагать, чем нет.
Как будто бы путешествовал я столетия
и они научили меня СТОЯНЬЮ в моем движении. Стоянию… как стоят волны…
интерферирующие – то есть все-таки движущиеся. И – движущие…
Да, приложение импульса
требовалось по-прежнему, но вот вес! Вес тела моего как будто бы расточился…
куда-то… почти что полностью.
Исчезло предначертание, будто бы я
волоку себя за уши по этому своему пути как некую непомерную тяжесть. Растаяло вообще
чувство плоти! Я выпорхнул по какой-то счастливой случайности в ощущения сродни
тем, с которыми совершаются нами самые-самые первые шаги чаемого пути куда-то…
И вдруг я обнаружил себя и вновь
залюбовавшимся небом! Целующим неотрывно почти зрачками причудливую тончайшую
ленту Млечного… Какой контрастной красою благословлены звезды, уравновесившие в
своих отрешенных высях строгость и нежность!..
Подобное по-настоящему понять/чувствовать
можно лишь на таком пути. На этом, где ни малейших огней земных и… вовсе ничего
на земле, вовсе ничего кроме сей бесконечной равнины снежной…
И даже Луны нет в небе. И так она
глубока тебе, полярная ночь, аж думается: во всей вселенной не обретается
никакого иного тебе сияния, кроме млечного…
Но тут я стал замечать: а ведь какое-то
и еще сияние все же есть. На севере - то есть куда мы держали путь - отчетливо
горизонт стал светлым, как раньше и близко не было! И представляет собой уже
там земной круг не размытую и белесую, но черную чеканную линию.
Как если б собиралось там взойти
солнце.
Но солнце не восходит на севере.
Да и сияние это скорей не солнечное,
а…
И тут мы с Пелой увидели его - это
солнце.
И вид его был так странен, что я
бы, наверное, так и замер с открытым ртом. Да, я бы остолбенел, но дни
нескончаемого пути сделали меня столь привычным размеренно переставлять ноги,
что состояние остолбенения вообще, кажется, позабылось напрочь.
Оно с булавочную головку было, то
солнце.
Да и взошло над горизонтом оно,
похоже, тоже на высоту лишь булавочной головки. Его лучи параллельны были поверхности
земной и неотвратимо били они в зрачки. Не вызывая притом ни малейшего желания
зажмуриваться, закрыться…
А ведь они были очень, очень и
очень яркими. Об этом вопияла контрастная бесконечная тень, отбрасываемая на
снегу Пелой.
- Что с ним такое произошло?! –
крикнул я.
- О чем ты?
- Ты разве не видишь, Пела, во что
превратилось… солнце?
- Пока не во что иное, чем было
раньше. До воплощения солнца на земле далеко еще. Не будем тратить силы на то,
чтобы говорить громко. Нам остается еще полторы дюжины шагов… ты сам… сейчас
все постигнешь.
Тогда я посмотрел вперед и увидел:
мы с Пелой приближаемся к вертикали – к обрыву. И вот она уже стала на его
кромке. И выгнулась, и раскрыла руки крыльями в знак приветствия.
И вот, в ослепительное мгновение
это я был ОСТАНОВЛЕН тем, что открылось мне. И тут уже не сработала никакая
привычка переставлять ноги.
На север перед нами простиралась обширная
котловина или, точнее будет сказать, великая выемка земли, напоминающая собою вылепленную
идеально параболу. (Тогда я вспомнил сие название: Параболическая гряда.) Но
это была лишь рамка… лишь – окантовка…
Порог… пред-восхищение… пролог,
позволяющий моему сознанию не сорваться в безумие. Но плавно перейти таким
образом к созерцанию наивеличественнейшего на земле чуда.
А чудо представляло собою РОВНОЕ море
до горизонта. Спокойное, словно озеро. Не ведающее никаких волнений. И вот - над
его горизонтом северным низко и по самому центру сияло это жемчужное, точечное,
мощнейшее – как ярый удар меча – но ласковое, как ветер, солнце…
И тут я понял… я вдруг осознал в
сей момент, что именно оно было сие такое, открывшееся глазам. И - непроизвольно
я упал на колени и я воскликнул:
- Приветствую тебя… храм! Приветствую
– колыбель странствий!
Красиво... Хочется еще и еще перечитывать... чувствуется глубокий символический смысл... Вот хотя бы в имени Пела. что-то волнующее глубинную память. Девушка из племеи пеласгов? (творцов древнегреческой античной культуры).
ОтветитьУдалить