Встреча в Ареопаге

Встреча в Ареопаге

И, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: неведомому Богу. 

Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам…

Неко­то­рые же мужи, приставши к нему, уверовали; меж ними был Дионисий Ареопагит.

Деяния Св. Апостолов, 17: 22-34.

Он вряд ли верил в успех. Ему так редко случалось убедить хоть кого-то среди своих. Как мог он тогда надеться всерьез тронуть сердце иноплеменника?

И все же у человека, входящего сейчас в город, и в мыслях никогда не было отказаться вершить попытку. Его Учитель сказал: «даже и до края земли». Учителю своему он верил, что земля и небо прейдут, а Слово Его не прейдет, и вот – он шёл, и он исповедовал это Слово.

Страшный снаряд

СТРАШНЫЙ СНАРЯД

(сон)

Они несут ее, удерживая плат за четыре угла. Она говорит.

Слова вырываются из ее рта потоком, неудержимо, нечетко. И вместе с булькающими пузырями крови.

Кровью пропиталась и борода, и волосы ее, и лоснятся в свете серо-белого неба, а по нему бегут быстрые, низкие облака.

Кровь проницает плат. И падает, отрываясь тяжкими каплями, вниз, в текущую под ногами землю, впитывается в рябой снег.

Заклятие

ЗАКЛЯТИЕ...

(сон)

Вот передо мною дорога.

Ровная и прямая, словно стрела.

И СТУК. Он, именно, меня и несет по ней.

Наверное, это топот копыт моего коня.

Однако я не вижу коня, а только – сама дорога летит подо мной назад и мелькают по обочинам травы да блестят лужи.

Чудо о змие

В красном поле святой Георгий,

серебряными латами вооруженный,

с золотою сверх оных веющей епанчей,

имеющий диадему на голове,

едущий на коне серебряном,

на котором седло и сбруя вся золота,

черного змия в подошве щита золотым копьем

поражающий.

Екатерина Великая, Статут Ордена.

– Диктатор, я верю в Сына!

Немыслимые слова эти, сказанные обычным голосом, разнеслись, повторенные эхом пустынно-роскошных зал… и по себе оставили они звонкой, напряженной тишину меж скошенными столпами солнца.

Диоклетиан догадывался о чем-то подобном, хотя и не умел знать. Оно ведь было оно иным – посреди выражений ползучей злобы, разъевшего до костей страха, единовластного и тупого амока – как будто бы светящееся лицо Георгия.

Такие попадались у странников, повидавших земли, и сделавшихся, подобно птицам и ветру, далекими от всего. Бывало – и у старых солдат, которые заглянули не раз в белесый и острый, как пламя, зрачок Медузы. И, разумеется, такими были лики у ближних – последователей Распятого, которых диктатор жег. Или, как почиталось оно изысканнее, посылал их в Амфитеатр. Где одни, разгневанные солнцем и голодом, звери – терзали их… а другие, смеющиеся с высоких ступеней выщербленного камня – видели.